Председатель Высшего совета магистратуры (ВСМ) Виктор МИКУ в интервью корреспонденту NewsMaker Александре Батановой рассказал, контролирует ли молдавскую юстицию председатель Демпартии Владимир Плахотнюк, почему граждане Молдовы не особо доверяют юстиции и почему ВСМ не дал разрешение на арест судьи Олега Мельничука, которого обвинили в незаконном обогащении.
«Я считаю, что судьи в Республике Молдова независимы»
В докладе Amnesty International о соблюдении прав человека за 2016 год отмечается, что юстиция в Молдове носит избирательный характер, а у некоторых судебных процессов есть политическая подоплека. Вы можете сказать, что юстиция в Молдове полностью независима?
Могу сказать, что я — независим, и как председатель Высшего совета магистратуры я, согласно закону, могу говорить обо всех судьях. Считаю, что судьи в Республике Молдова независимы. Конечно, эта организация [Amnesty International] и другие могут так говорить, но у меня создается впечатление, что некоторым НПО, я не говорю сейчас об Amnesty International, становится хуже, когда в молдавской юстиции есть улучшения. Они заинтересованы в том, чтобы критиковать. У нас были совместные заседания, я сказал, что согласен — критика должна быть. Мы не просим хвалить нас, но критика должна быть конструктивной. Если критикуете, проведите пример, как надо делать, помогите. Мне кажется, что некоторые НПО выступают только с критикой, чтобы получать больше фондов.
На дебатах в Европарламенте о Молдове большинство евродепутатов говорили о том, что в Молдове все контролирует председатель ДПМ Владимир Плахотнюк. Юстицию он контролирует?
Я не знаю господина Плахотнюка и не согласен с тем, что он контролирует юстицию, но каждый имеет право на свое мнение. В Европейском парламенте разные партии и разные мнения, когда будет какое-то общее решение — это другое дело. Я считаю неверным утверждение, что Плахотнюк контролирует юстицию. Люди формируют свое мнение, слышат это в СМИ, которые с утра до вечера только это и говорят. Понятно, что если целый день об этом говорить, человек подумает, что так и есть. Нас, ВСМ, на одной телепередаче тоже критиковали за решения, которые мы принимали. Мы отреагировали демократично и не стали обращаться в КСТР. Но есть разница: когда ты критикуешь работу ведомства — это одно, но нельзя нарушать честь и достоинство человека и переходить на личность, семью и детей.
Вернемся к мнению о том, что юстицию контролирует Владимир Плахотнюк. Оно сформировалось отчасти и из-за того, что все, кто выступал против него или уже осуждены, или арестованы или за границей, но с уголовными делами.
Я не вникал в это и даже не хочу вникать и как-то это комментировать. Я отвечаю за судебную систему и с уверенностью могу заявить, что такого нет. А то, что так говорят, ну пусть говорят, это их мнение.
«Арест это такая мера, которую не примут безосновательно»
Кишиневская коллегия адвокатов утверждает, что молдавские суды злоупотребляют арестом как мерой пресечения и приводят статистику за 2016 год, которая показывает, что подавляющее большинство кассаций адвокатов судьи отклоняют. Как вы считаете, действительно ли существует проблема злоупотребления судами арестом?
Согласно закону о Высшем совете магистратуры, совет не уполномочен отвечать на такие письма, как письмо кишиневской коллегии адвокатов. Мы получили это письмо и дали общий ответ: объяснили, что если есть какие-то проблемы, если действительно было злоупотребление предварительным арестом, необходимо обращаться с конкретными заявлениями по конкретным делам. А если говорить в общем, у ВСМ нет права вмешиваться в дело. Высшая судебная палата может проанализировать судебную практику и выявить проблемы, но я не вправе высказываться об этом, мы — орган внутреннего администрирования. Отмечу, что предварительный арест — это специфическая мера и невозможно сделать конкретную статистику того, что слишком много ходатайств приняли или отклонили. Надо обращаться с конкретными заявлениями, а общие заявления носят декларативный характер.
Но адвокаты утверждают, что это системная проблема, что в судах существует практика, когда не прокурор доказывает необходимость ареста, а адвокат вынужден доказывать, что арест не уместен.
У каждого свое мнение. Адвокаты придерживаются своей точки зрения, потому что защищают клиента, а прокуроры приводят свои аргументы, но судья должен принимать решение в зависимости от доказательств. Я не вправе давать оценку и утверждать, что это системная проблема, нет конкретной статистики, и ВСМ не может в это вмешиваться. Кроме того, надо понимать, что арест — это такая мера, которую не примут безосновательно, прокурор приводит основания, а суд решает, достаточные они или нет. Я считаю, что в этом случае нельзя говорить о системности, каждый случай необходимо рассматривать индивидуально.
Тогда давайте обсудим конкретные случаи. Судья Олег Мельничук, которого обвинили в незаконном обогащении, дожидается судебного разбирательства дома. Высший совет магистратуры не дал разрешения на его арест. А мэр Бессарабки Валентин Чимпоеш довольно долго сидел под арестом по подозрению в служебной халатности.
Как председатель Высшего совета магистратуры, я не могу комментировать судебные решения, мы — не судебная инстанция. Если решение вступило в законную силу, оно обязательно и для меня, и для вас, и для всех. Решение может нравиться или не нравиться, но комментировать его я не могу. В отношении Мельничука, на заседании ВСМ мы решили, что, как и предусмотрено уголовно-процессуальным кодексом и европейской конвенцией, такую меру пресечения как арест нужно применять в исключительных случаях. Олега Мельничука не обвиняют во взяточничестве, убийстве — он судья. Я не говорю, что в отношении мэра могли применить эту меру, я не могу это комментировать, а про Мельничука говорить могу, ведь ВСМ принимал решение по запросу генпрокурора. Мы решили, что, учитывая его род деятельности и то, что ему инкриминируют, арест будет слишком суровой мерой.
«Есть решение — исполняй и не задавай вопросов»
В апреле 2016 года в одном из интервью вы говорили, что семь лет тюрьмы для судьи за взятку 200$ — слишком суровая санкция, а сегодня этого судью оправдали и восстановили в должности. Что вы думаете о деле судьи Георгия Попы?
Я не следил за этим делом. Первая инстанция признала его виновным, Апелляционная палата (АП) оправдала, а Высшая судебная палата поддержала АП. Судебное решение вступило силу, и оно обязательно к исполнению для всех. Сегодня он восстановлен в должности и будет работать судьей в оргеевском суде— филиале теленештского суда. Бывают такие случаи, для того и существует суд, чтобы решать. Было бы иначе — нам нужны были бы только прокуратура и полиция. Я не знаю, почему именно его оправдали…
В решении сказано, что взятка была провокацией.
Если в решении так написано… Есть решение суда, оно вступило в законную силу, на пленуме ВСМ нам нечего было обсуждать, мы не можем комментировать судебные решения. Есть решение — исполняй и не задавай вопросов.
Вы не считаете, что эта история бросает тень на молдавскую юстицию? Не все граждане могут понять, почему в 2013 году с экранов телевизоров им рассказывали о том, что судья Георгий Попа — коррупционер, а сегодня он восстановлен в должности и вершит правосудие. У этого есть негативные эффект.
Не согласен с тем, что есть негативный эффект. В этом деле высказались три судебные инстанции. Первая приговорила к семи годам, тогда это громко обсуждали. Но семь лет — минимальное наказание по этой статье и не важно, какая была взятка — $200 или 2 млн. Во второй инстанции три судьи проверили действия первой инстанции и констатировали, что в действиях Попы не было состава преступления, и это было провокацией, Высшая судебная палата проверила работу обеих инстанции и решила, что АП права. Судья должен основываться не на общественном мнении, а на доказательствах, которые есть в деле. Да, есть ситуации при оценке меры наказания, когда судья может прислушиваться к общественности, но если мы всегда будем основываться на чьих-то словах, это будет неправильно. Если процедура была нарушена, судья должен это оценить и вынести мотивированное решение. На то он и судья, чтобы проверить корректность действий прокурора и офицера уголовного преследования. Если процедурный акт составили неправильно, его признают недействительным. Все должны соблюдать закон.
В Молдове есть хоть один судья, осужденный за коррупцию?
Есть судья из суда Чекан, которого приговорили к семи годам тюрьмы, его объявили в розыск. Приговор тоже обжаловали, но вышестоящая инстанция оставила его в силе. Есть дело против судьи из Глодян, но оно еще не завершилось. Сперва надо смотреть в дело, а не на заявления. Когда ты решаешь судьбу человека, — это очень серьезно, и ты должен мотивировать свое решение.
«Всегда будут те, кто недоволен юстицией»
Недоверие к юстиции в Молдове возникает отчасти и потому, что многие судьи живут не по средствам: у них дорогие дома, автомобили, а в декларации о доходах указано, что дорогая недвижимость и крупные суммы денег — это подарок близких родственников. Большинство опросов общественного мнения показывают, что доверие граждан к юстиции в Молдове довольно низкое.
В первую очередь хочу сказать: нельзя утверждать, что все опросы показывают рост недоверия к юстиции. Я тоже читаю опросы, но не верю во все опросы. Есть такие, в которых участвует 300-400 человек, а должно участвовать минимум 1200, это нельзя назвать опросами. Опрашивать надо тех, кто имел дело с судебными инстанциями, тогда опрос будет объективным. А когда неправительственные организации, которые имеют свой интерес или занимаются популизмом, делают опросы, я им не очень доверяю. Согласен, что сложно повысить доверие к судебной системе, но мы прилагаем к этому усилия, мы заинтересованы в том, чтобы провести аудит судебной системы. В прошлом году мы обратились за помощью к Делегации ЕС в Молдове, чтобы они направили экспертов, которые проведут опрос, охватывающий все судебные инстанции. В нем примут участие те, кто обращался в суды. Эксперты должны быть объективными, их не будут финансировать политические партии или организациями, у которых свой интерес. Уверен, результат будет существенно отличаться от тех опросов, о которых я говорил. Нам обещали помочь. Мы уже сотрудничаем в рамках европейского проекта Atreco, который направлен на повышение прозрачности и эффективности судов. Мы принимаем меры: все решения судов публичны, ведется аудиозапись заседаний, заседания ВСМ публичные, но всегда будут те, кто недоволен юстицией. Проигравшая сторона всегда будет не удовлетворена. Я около 20 лет работаю в юстиции и помню очень мало случаев, когда проигравший был доволен. Конечно, нам еще предстоит много работать, авторитета сложно добиться, но его легко потерять.
Оцените по 10-балльной шкале состояние молдавской юстиции.
Мне кажется, неправильным давать оценку самому себе — оценивать должны граждане Молдовы, потому спросите у кого-то другого. Тем более, из-за того, что я работаю в системе юстиции, моя оценка может быть немного субъективной.
Как вы считаете, почему юстиция до сих пор остается слабым местом Республики Молдова в различных рейтингах, вроде Doing bussines, индекса толерантности к коррупции и т.д.?
Когда происходят реформы в политической системе, когда что-то появляется в политической системе, проходят выборы, это в любом случае бросает тень и на систему юстиции. Граждане недовольны изменениями, это отражается и на их отношении к юстиции. Реформы приносят эффект через некоторое время, но когда проводится какая-то сложная реформа, доверие граждан ко всем госинститутам снижается. Я считаю, что проводится много важных реформ, некоторые из них не без жертв, например, оптимизация судов, вступившая в силу 1 января 2017 года. Вместо 44 инстанций осталось 15 и понятно, что многие недовольны тем, что снижается число должностей, с другой стороны, возникают технические проблемы, которые не были предусмотрены в законе. Мы в ВСМ дали положительную оценку этому проекту оптимизации, но направили свои рекомендации, к сожалению, не все они были учтены, и возникают проблемы. Например, секретари судебных заседаний уходят из профессии: они получают около 2 тысяч леев и работают с двумя-тремя судьями, а архивариус и переводчик получают чуть более тысячи леев. Мы предлагаем поднять зарплаты госслужащим, насколько я знаю, в минюсте тоже есть такой проект. В Кишиневе 80 вакантных мест, люди не хотят идти работать в суды секретарями и ассистентами: работы много, а зарплаты низкие. Судьи тоже уходят, с 2014 года из системы ушло около 200 судей…
Но им на смену пришли новые?
Им на смену пришли молодые судьи, их тоже около 200. По штатному расписанию в стране должно быть 504 судьи. У нас около 60 вакантных мест. С кадрами сложно, в Кишиневе еще хотят устраиваться на работу, а в районах все сложнее. Аннулировали Закон о пенсиях для судей. Если раньше судья знал, что может выйти на пенсию до 50 лет, то сейчас — только в 63. И человек задается вопросом, а зачем мне работать судьей, если я могу уйти в адвокатуру или устроиться на предприятие юристом и получать хорошую зарплату при меньшей ответственности. В субботу и воскресенье судьи пишут мотивировочные части решений. В Кишиневе ситуация лучше, чем в районах. В Резине работает один-единственный судья, и у него тысяча дел на рассмотрении, в Вулканештах уже пять лет один судья, в Леова и Шолданештах два судьи. И такая ситуация практически во всех районах. У нас нет желающих, и мы не можем убедить людей становиться судьями.
Есть какое-то решение этой проблемы?
У нас нет права законодательной инициативы, мы предлагаем парламенту и минюсту принять меры и увеличить зарплаты в судебной системе. Есть еще одна проблема. Раньше стать судьей можно было после учебы в Национальном институте юстиции или после пяти лет работы секретарем судебных заседаний, прокурором, преподавателем и т.д. Сейчас судьей можно стать только после учебы в Национальном институте юстиции, но в районах есть секретари, у которых опыт работы 20 лет, 40 лет. У этих женщин семьи, дети, и они никогда в жизни не приедут в Кишинев на год и восемь месяцев, чтобы учиться в институте юстиции. И они задаются вопросом, зачем продолжать работать за три тысячи леев, если они не станут судьями. Мы предложили вернуться к старой формуле.
«Если не знать всего дела, кажется, что виноват судья».
Произошли ли в молдавской юстиции за последние два года положительные изменения?
Я думаю, что да. Общественность, конечно, ждет от судебной системы большего. Мы продолжим работу. Нам удалось улучшить качество решений: в прошлом году по сравнению с 2015, высшие судебные инстанции аннулировали гораздо меньше решений первых инстанций. Одна из целей оптимизации судов — специализация судей, мы сделали это в суде Бельц и Кишинева. И, основываясь на нашей статистике, могу сказать, что специализация судей помогла улучшить качество решений и сократить сроки рассмотрения дел. Раньше судьи рассматривали по 15 дел в день, в Кишиневе мы попытались укомплектовать штат судей так, чтобы дела распределялись пропорционально, и судьи рассматривали бы по пять дел в день. В прошлом году 413 судей рассмотрели около 250 тысяч дел. Это очень много, конечно, при таком большом числе дел может страдать качество или сроки рассмотрения. Хотя у нас почти не было дел, которые рассматривали несколько лет. [В тех случаях, когда это происходит], мы хотим выяснить, почему это происходит. Но судья, скорее, пассивная сторона в ходе рассмотрения дела, многое зависит от сторон, от прокуроров и адвокатов или от истцов и ответчиков. Если стороны злоупотребляют своими правами, судья ничего не может сделать. Есть дела, по которым было больше 40 заседаний, но так и не началось рассмотрение дела по существу. Если не знать всего дела, кажется, что виноват судья. В акте юстиции участвуют все, нужно реформировать и прокуратуру, и адвокатуру. Судьи и прокуроры проходят аттестацию, а адвокаты нет. Я не хочу говорить, что они плохие, а судьи и прокуроры хорошие. Но есть адвокаты, которые подают некачественные ходатайства, вводят в заблуждение стороны, а потом говорят, что судья был подкуплен и т.д. Некоторые работают по 20 лет и не знают, как составлять исковое заявление в суд.
Когда мы — граждане Молдовы — ощутим эффект реформ и сможем сказать, что юстиция нам доступна, и мы в нее верим?
Я тоже хотел бы этого, мы проводим множество встреч и совещаний, чтобы определить, что нам надо делать. Сейчас меняется закон, меняется процедура рассмотрения дел. Считаю, что эффект будет в ближайшем будущем. Не хочу говорить — через год или через два, но эффект почувствуется. Я говорю с простыми людьми из сел и с адвокатами, которые не интересуются политикой, и они говорят, что изменения к лучшему есть, но их должно быть больше. Судебные заседания записываются, судья — в мантии, он уважительно относится к участникам процесса, это тоже много значит, сохраняется принцип официальности. Понемногу мы будем повышать доверие, но в любой стране сложно с доверием к юстиции, потому что в процессе всегда есть проигравшая сторона.