«Ландромат», кража миллиарда из молдавских банков, коррупция — все это звенья одной цепи, считает спецкор «Новой газеты» Роман Анин, в прошлом году получивший Пулитцеровскую премию вместе с другими репортерами Международного консорциума журналистов-расследователей за «панамский архив». Он также занимался «делом Магнитского» и обнаружил, что Молдова и в этой схеме была ключевым транзитным пунктом отмывания денег.
«Украденный в Молдове миллиард отмывали через те же компании, что и в „Ландромате”»
Давай начнем с «дела Магнитского». Как тебе удалось выяснить, что похищение 5,4 млрд рублей из российского бюджета — это не разовый случай, а долго работающая схема, и как это связано с Молдовой?
Да, изначально в «деле Магнитского» был эпизод с 5,4 млрд рублей, которые похитили из бюджета под видом возмещения налога на прибыль. К этому делу и относились как к разовому преступлению, раскрытому Сергеем Магнитским, за что он и погиб в тюрьме. Когда я впервые услышал об этом преступлении, подумал: если стало возможным одно такое хищение, вполне вероятно, что были и другие подобные. Около года я этим занимался и, наконец, получил от своего источника список всех возмещений налогов по Москве — это сотни тысяч случаев за два года — с 2009 по 2010. Тогда я выбрал из них те, которые были связаны с двумя налоговыми инспекциями, через которые прошли те самые 5,4 млрд.
И выяснилось, что таким же образом, с участием тех же людей, банков и компаний похитили более 20 млрд рублей. Почему тогда это было важно? Я доказал существование организованной преступной группы, в которую входили налоговики и представители правоохранительных органов, а также систематичность, а не разовость хищений. В тот момент российские власти обвиняли Сергея Магнитского в том, что он сам и похитил деньги. Они продолжают это делать и сейчас. Я же в своем расследовании доказал, что хищения происходили и после смерти Магнитского. Это говорит о том, что он не мог быть причастен к преступлению.
В те и последующие годы Молдова была ключевым транзитным пунктом отмывания денег, так как между молдавскими и российскими банками есть корреспондентские отношения в рублях. Можно из России отправлять деньги в рублях, у вас их конвертировать и отправлять на Запад. В случае Магнитского было несколько молдавских компаний, которые обслуживались в Banca de Economii, если мне не изменяет память. И деньги, украденные из российского бюджета, уходили в Молдову, там их отмывали и перенаправляли в европейские банки.
То есть маршрут был тот же, что и в «Ландромате», который считается самой крупной операцией по отмыванию денег в Восточной Европе, когда из России через Молдову вывели $20 млрд. Это связано с «делом Магнитского»?
Если говорить о схеме «Ландромата», то она другая. В «деле Магнитского» были иные основания для перевода денег. Технически схема другая и банки другие. Но если подходить к этому вопросу с точки зрения сложившихся реалий, можно сказать, что эти схемы взаимосвязаны. «Ландромат» стал возможен благодаря установившимся личным отношениям между обнальщиками в России и в Молдове. Условно говоря, обнальщик в Молдове не знает, что эти деньги украдены из российского бюджета или другого источника. Для него это поток, из которого он получает свои 2% (сейчас, кстати, уже больше). А откуда эти деньги — из бюджета или террористические — он не знает. С этой точки зрения все взаимосвязано. С этими теневыми денежными потоками работают одни и те же люди. Внутри основных каналов много мелких. На уровне мелких потоков исполнители разные, но на уровне основного канала — одни и те же люди.
Была ли молдавская «кража века» частью этих потоков?
Кража миллиарда долларов из молдавских банков — чудовищное преступление, и эти деньги были частью потоков, о которых я говорил. «Ландромат» — это большой канал, внутри которого много разных схем и преступлений, в том числе деньги, украденные из молдавских банков. Их отмывали через те же компании, которые участвовали в «Ландромате». На уровне исполнителей — это одни и те же люди.
Бывший замглавы службы по борьбе с отмыванием денег молдавского Наццентра по борьбе с коррупцией (НЦБК) Михаил Гофман два года назад заявил, что координатором «кражи века» был человек из окружения лидера правящей в Молдове Демпартии Владимира Плахотнюка. При этом в отчетах Kroll ни разу не упоминается имя Плахотнюка. Как ты думаешь, почему? И почему до сих пор не выявлены (или не раскрываются) все участники схемы?
В таких историях всегда включаются политические факторы. А какие они сейчас в Молдове, я не знаю.
«Они просто зарабатывают деньги. Никакой геополитики там нет»
Ты родом из Молдовы, но за политической ситуацией в стране не следишь?
Я стараюсь следить, но не всегда получается успевать. У меня есть много талантливых коллег в Молдавии, отлично делающих свое дело. Например, ребята из RISE Moldova. Самое удивительное для меня в сегодняшней ситуации в Молдавии — это имитация борьбы между прозападными силами, которые возглавляет Плахотнюк, и пророссийскими, которые возглавляет [президент Игорь] Додон. Но, судя по тому, что рассказывают и пишут коллеги, никакой борьбы нет, эти люди давным-давно повязаны общими финансовыми интересами, а, имитируя борьбу, продолжают дальше зарабатывать деньги на гражданах Молдовы. Такой цинизм, конечно, поражает.
На твой взгляд, «Ландромат», «кража века» и другие финансовые схемы связаны с геополитикой?
По этому поводу есть два мнения. Мои знакомые в российских правоохранительных органах полагают, что связаны. Я полагаю, что нет. Кому вы больше верите, на того можете и опираться. Почему я считаю, что не связаны? По роду своей работы я общался с многими обнальщиками, в том числе из Молдавии, которые занимаются гигантскими потоками денег, обеспечивая их транзит. И я не видел там никакой геополитики. Это просто очень умные математики — преступники, у которых есть мощная «крыша» и в Молдавии, и в России — от политиков до правоохранительных органов. Они просто зарабатывают деньги. Никакой геополитики в мотивах этих людей я не вижу.
Но мои знакомые из правоохранительных органов считают, что часто эти денежные потоки направляют в разные страны, чтобы финансировать пророссийские или антироссийские партии, организации, или, например, для закупки оружия, как это, по их мнению, было с Грузией. Я в эту версию не верю.
И у нас высказывается мнение, что, в том числе на эти деньги, ведется российская пропаганда. С ней молдавские власти усиленно борются, вплоть до того, что запретили в стране трансляцию российских новостей.
Честно говоря, я не очень понимаю, что такое борьба с российской пропагандой. Многие западные коллеги предлагают мне провести расследование российской пропаганды. На мой взгляд, единственный эффективный способ «борьбы с пропагандой» — это честная журналистская работа, когда людям рассказывают правду.
Что касается борьбы с пропагандой путем прекращения вещания российского контента, у меня к российским каналам сложное отношение. На мой взгляд, российские каналы — это помойка. Их вообще нежелательно смотреть, потому что это вредно для психического здоровья человека. Нужно ли их при этом выключать? Не уверен. Потому что человек все равно должен сам делать выбор. Нельзя считать, что люди настолько инфантильны, что не могут разобраться. Хотя в ДНР И ЛНР люди верят всем этим фейкам, потому что там нет иного вещания. Если бы там одновременно было и украинское, и российское вещание, то, может быть, ситуация была бы иной. Этот пример как раз показывает, что не надо ничего выключать, надо давать людям выбор.
«Коррупция в XXI веке была бы невозможна без обслуживания ее западными банками и компаниями»
В сообщении Международного центра для журналистов (International Center for Journalists) говорилось, что ты «продемонстрировал, как русские компании и чиновники создали систему коррупции, которая выходит далеко за пределы страны». Расскажи об этой системе, и можно ли говорить о том, что она характерна для всех постсоветских стран?
Я бы сравнил систему коррупции в России с раковой опухолью, которая разрастается, разрастается и разрастается. Абсолютно в любой стране есть коррумпированные чиновники. Но система коррупции, которая сложилась в России, предполагает, что существующая власть не может существовать вне коррупционных схем. То есть все договоренности, которые возникают внутри государства, априори коррупционные. Ничего не делается, причем на самом высоком государственном уровне, без того, чтобы там не было коррупционной составляющей. Даже там, где чиновникам кажется, что они действуют на благо государства, они все равно думают о собственном интересе. Любой человек, кто мыслит вне этих категорий, просто выталкивается системой, она его не принимает.
Почему эта раковая опухоль выходит далеко за пределы страны? Беда и двойные стандарты Запада в том, что он говорит нам, что воровать плохо, что Россия, Украина, Молдова — коррумпированные страны, и все это правда. Но коррупция в XXI веке была бы невозможна без обслуживания ее западными банками и компаниями. Деньги, украденные в России, хранятся в банках Швейцарии, Латвии, Люксембурга и многих других стран. Того же Сергея Ролдугина (виолончелист и друг Владимира Путина), который получал миллиарды долларов на свои счета, обслуживала швейцарская юридическая фирма, швейцарский банк, фирма из Великобритании и т.д. Я называю респектабельные западные страны, власти которых обо всем этом знают. Раковая опухоль, которая существует в теле нашей страны, разрастается до вселенских масштабов, потому что созданы такие финансовые условия, которые позволяют не только коррумпированным чиновникам, но и преступникам спокойно отмывать свои деньги за границей. Через те же западные компании и банки отмывают деньги мексиканские наркокартели, вьетнамские триады и т. д.
В бывших советских республиках ситуация аналогичная, но со своей спецификой. В Белоруссии, например, из-за того, что страна долгое время находилась под санкциями, сложнее было проворачивать финансовые махинации.
Сталкивался ли ты во время своих расследований с угрозами, запугиванием, и если да, как с этим справлялся?
Такое случается, и это — часть нашей профессии. Правда, за десять лет, что я занимаюсь расследованиями, с прямыми угрозами не сталкивался. Были случаи, когда источники передавали мне, что возникла нервная, опасная ситуация, возможна провокация с целью меня посадить, завести уголовное дело. На мой взгляд, лучший рецепт в этой ситуации — на время уехать из страны, что я и делал. С 2001 года убили шесть журналистов «Новой газеты». Естественно, мы бьемся друг за друга, и когда возникают какие-то опасные моменты, весь коллектив подстраховывает и делает все, чтобы потушить ситуацию. Самое опасное время — до публикации текста. Когда он опубликован, угрозы уже бессмысленны, а месть сопряжена с огромным риском. Угрожают обычно до публикации, поэтому мы никогда не говорим заранее, над чем работаем.